Отправляя студентов нашей Сретенской духовной семинарии на летние каникулы, мы дали им поручение: встретиться с христианами, которые на два или на три поколения старше современной молодежи, расспросить у них о том главном, что происходило в жизни этих людей в государстве, восставшем против Бога, а потом уставшем от этого восстания и осознавшем всю его тщетность и бессмысленность. О том, как эти люди обрели и сохранили свою веру, о главном, к чему пришли люди старшего поколения, приближаясь к зениту или к закату земного пути. Надо сказать, что все студенты с немалой пользой для себя, да и для нас, их наставников и воспитателей, исполнили это послушание. Все без исключения их наблюдения и записки необычайно интересны. С некоторыми из этих работ мы готовы познакомить наших читателей.
Епископ Тихон,
главный редактор портала Православие.ру.
«Раз Господь призывает, то надо становиться священником»
Интервью с протоиереем Анатолием Зубрием
Сергей Платонов
Путь к священническому сану для о. Анатолия был непростым – родные призывали к служению, а безбожные власти старались с этого пути сбить. Но несмотря на разные препятствия, всю свою жизнь он был священником в Одесской области. Последнее время о. Анатолий много болел и принял монашество и великую схиму по благословению своего духовника с именем Василий, а в мае прошлого года он упокоился. Это интервью было записано 16 января 2016 года в Сергиевом Посаде.
– Отец Анатолий, хотелось бы поговорить о вашей жизни и о той эпохе, том времени, в которое вам довелось жить, трудиться и служить Церкви. Ведь тогда жили люди – особые ревнители православной веры. Это было действительно непростое время. Ваша жизнь, ваше наследство – восстановленный храм, ваши дети – это яркое свидетельство того, что ваша жизнь была благодатной, и в то же время трудной. Хотелось бы услышать все более подробно. Расскажите, пожалуйста, о вашем жизненном пути. И если можно, расскажите о вашем детстве, о родителях, близких.– Я родился в семье верующих. Мать трудилась в колхозе. В семье у нас было четверо детей. Отец погиб на фронте. По воскресеньям мы всегда посещали храм Божий. Так как мама много работала, я был на попечении с малых лет у своего дедушки. Это был очень религиозный человек. Он закончил 3 класса церковно-приходской школы и был очень деятельным, даже организовал общество садоводов, это было во время НЭПа. Кроме того, что он был верующим человеком, он всегда был в храме и имел послушание псаломщика. Сам он немного болел, у него были проблемы с дыхательными путями, но, несмотря на это, он всегда старался исполнить все обязанности, возложенные на него как на псаломщика. И нас, детей, он приучал к чтению в храме. Но в детские годы не получалось прилепиться к храму. С улицы кричали: «Толя, Толя, иди к нам, иди играть…» То одни игры, то другие… Так из меня псаломщик и не получился. Хоть и местный батюшка о. Евгений старался меня сделать им. Но как-то я уклонился немного. И вот пришло время, подростковое время, мне было 13 лет. К нам в Хмельницкую область приехал дядя, близкий мне человек, и взял меня к себе на воспитание в Вырицу – сам он работал в Питере, а домик его был в Вырице. Я там пошел в школу. И запомнилось то время в школе тем, что очень благожелательно относились к моему говору. Я говорил на украинском языке, и даже на русской литературе я продолжал говорить на родном мне языке.– То есть до 13 лет вы жили на Украине, в Хмельницкой области?
– Да, жил там.
– А почему вас забрал дядя к себе, и кем он был для вас в жизни?
– Я расскажу немного о своем дяде. Его звали Василий Федосеевич Швец, он был близко знаком с преподобным Серафимом Вырицким. Хочется сказать, что когда издавалась книга о преподобном Серафиме, то большой вклад в ее издание внес будущий о. Василий. А забрал он меня, потому что маме трудно было растить детей, и поэтому я очутился в Вырице. Но пробыл я там всего лишь один год. У моей мамы случилась скорбь. Умерла у нее дочка, моя 16-летняя сестра. И она потребовала сына назад, домой. И я возвращаюсь обратно в Хмельницкую область. Там заканчиваю 7 и 8 класс, 9 и 10 классы я учился уже в вечерней школе заочно. Потом работал в колхозе. Хочу сказать, что время тогда было такое, что невозможно парням и девушкам было выехать с села, было как будто крепостное право. И поэтому я вынужден был ехать на «целину». Тогда был ажиотаж. Один парень меня уговорил поехать, говорил, что потом можно будет получить паспорт. Так я попал на север Казахстана, в Костанайскую область. И через некоторое время возвращаюсь, а меня уже военком ждет. Тогда набирали призыв 47-го года рождения, но в тот год не хватало молодежи. Меня не брали в армию, потому что от рождения у меня отсутствует правый указательный палец руки. Военком как увидел, говорит: «Где ты был?» Я ему отвечаю: «Так не берут из-за пальца». Но все-таки в армию я попал. Отслужил 3 года и вернулся домой. За это время отсутствовала какая-либо духовная жизнь. Целина, армия – 6 лет. Вернулся как чужой. Мне говорят дома: «Толик, иди в храм, ты же с бабушкой ходил в церковь». А я говорю: «Я дома почитаю». Был такой ложный стыд. Мне 26 лет, и стыдно в церковь идти. Лучше дома помолюсь. Акафисты я помнил наизусть. Но тут приезжает батюшка – о. Василий. Раньше был Василий Федосеевич, а теперь он стал священником. Он был после аварии – повредил ногу и ходил с костылем. Он меня начал упрекать, что я как неприкаянный, ни туда ни сюда. А я отнекиваюсь, мол, я после армии. И он сказал, чтобы я как-то определялся, потому что прекратится с ним связь. Он приезжал раньше к дедушке, но дедушка умер, и ехать уже не к кому. И я соглашаюсь его сопровождать в поездке в Одессу. У него было очень много знакомых.
Мы собираем вещи и доезжаем до Бендер, в Молдавию. Там жили близкие наши родственники. И батюшка сказал, чтобы я оставался у матушки Валентины. Как раз в это время случается эпидемия холеры, и город оказывается закрытым. Там я встретил свою матушку, мы быстро поженились. И после всех этих событий мы выехали из Бендер и поехали с о. Василием в деревню Каменный конец Псковской области. Там некоторое время жили, там я был псаломщиком. И у меня не было особого желания служить, не было никакого понятия. А он настаивал на моем рукоположении. А у меня-то пальца нет. Как тут служить? Мы поехали к местному владыке, но он отказал. Говорит, что палец-то не вырастет. А о. Василий говорит ему, что владыка Владимир (Сабодан) разрешает, что это возможно. В это время владыка в Одесской епархии был митрополит Сергий, ныне покойный, а в Балте был священник о. Василий Фомин. Это муж родной сестры матушки. И я к нему устроился в штат, и когда меня рукоположили, то я остался служить у него. Он через секретаря советовал владыке меня как священника. Священников-то в то время было очень мало. И меня послали на собеседование к владыке, а я простой мальчишка и не знал тонкостей общения с владыкой. Хоть и прошел армию, все равно оставался сельским парнишкой и не знал, как правильно общаться с владыкой. Были некоторые накладки. Владыка спросил: «Ты хочешь быть священником?» А я тогда был уже семейным. Родился уже сын у меня. И я сказал, что поговорю дома с домашними, посоветуюсь с матушкой. И мы поехали к родственникам в Тирасполь. Там жил Симеон Лукич. Он закончил в Питере и семинарию, и Академию, но священником не стал. Он мне и сказал, что раз Господь призывает, то надо становиться священником. Симеона Лукича мы называли ходячей энциклопедией, по любому вопросу к нему обращались. Он был на фронте, воевал. Попал он туда из ссылки. Тогда на фронт пошли и заключенные, кого обвиняли за выступления против советской власти, за антисоветскую деятельность. Об этом человеке можно рассказать многое.
– Может, что-то особенное запомнилось вам о нем?
– Симеон Лукьич познакомился с о. Василием на фронте. Они стали как родные братья. На войне он познакомился с медсестрой, очень красивой. Так и поженились. После войны в Питере они жили двумя семьями. О. Василий со своей матушкой Ольгой, и Симеон Лукич с Полиной. И ютились они в одной комнате. Так жили они примерно 8 лет. Оба они были врачами. Симеон Лукич в раковом институте, а о. Василий в больнице. Симеон Лукич очень любил книги, но не всегда были деньги, чтобы их купить. Но как только появлялась такая возможность, он сразу же покупал их на базаре. Вокруг этих семей было всегда много молодежи из священников. Они между собой были большими спорщиками. Постоянно спорили на религиозные темы.
– Были ли случаи, когда вас притесняли за то, что вы были верующим и ходили в храм?
– Да, помню случай, как я помогал дедушке читать на Пасху пасхальное послание. Я учился тогда в 4 классе. Директора моей школы звали Анатолий Иванович Грех (укр. Грiх). Преподавал он историю. Но дедушка, будучи псаломщиком, не всегда имел возможность по состоянию здоровья читать. И вот на Пасху ему стало плохо прямо посреди храма. Я подошел к нему и начал читать. Все тогда начали дивиться. И между собой начали перешептываться. И так все узнали.
Когда на следующий день я пришел в школу, первым уроком была история, то Анатолий Иванович начал меня всячески ругать и смеяться перед классом. А я был маленький и не понимал, почему он на меня кричит, и вообще, что он от меня хочет. Он вызвал маму в школу, но пришел в школу дедушка. В учительской состоялся разговор. И директор начал ругать моего дедушку, говорит, что нельзя было давать мне читать. А дедушка отвечал, что это самое полезное чтение. Анатолий Иванович все не унимался и сказал, что я уже в таком классе учусь, уже взрослый, и могу не слушаться того, что мне говорит дедушка. А дедушка ответил, что если я не буду слушаться близких, то как я буду слушать учителей в школе? Как я научусь грамоте? Дети должны слушаться старших. Уже спустя много лет я встретил его, когда уже был священником. Тогда он меня не узнал, и я подошел первым. И когда я сказал, что стал священником, то он, к моему удивлению, меня похвалил. Хотелось, как-то с ним поговорить, но просто по молодости, из-за недостатка опыта у меня не получилось. Никакой обиды на него не было.
Был еще случай, но это уже намного позже, когда у меня уже была семья, и детки уже в школу ходили. К нам во двор вбежали милиционеры, директор школы, в которой учились дети, и понятые. Мы жили в одной комнате. Одна комната нежилая была, холодная, а в третьей был немецкий большой печатный станок, на котором мы печатали акафисты. А пришли они посмотреть, как мы живем, потому что была многодетная семья. Один милиционер увидел чан со святой водой, и его это заинтересовало. Был такой курьез. Он думал, что там водка. Когда я предложил попробовать, он отказался. Вообще, они пришли посмотреть, как мы живем, оценить обстановку в доме.
– А откуда вы брали духовную литературу?
– На приходе были какие-то книги. А потом помогал с книгами о. Василий и Симеон Лукич. А какие-то книги переписывали или печатали на машинке.
– А было ли в Вашей жизни какое-то особое проявление промысла Божия?
– Да, конечно. Я не собирался становиться священником. Но мои близкие родственники меня подтолкнули к этому пути. И, по сути, я через себя переступил, пошел против себя. И об этом никогда не пожалел.
– Сколько людей в храм ходило?
– Храм всегда был полный, и было много молодежи. Но на большие праздники бывали неприятные случаи. На Пасху вокруг храма дежурили дружинники и пускали в храм только стареньких бабушек и дедушек. Но все равно каким-то образом все желающие попадали в храм. И во время крестного хода слепили прожекторами. И когда мы были еще детьми, то нас, детей, успокаивали тем, что этот яркий свет – это вспышка. Как будто делается фотография в Царство Небесное.
– А вот как люди жили после войны, какой у них был быт?
– Люди жили очень тяжело. Голод был страшный. Что во время войны, что после. Помню, мой отец перед тем, как уйти на фронт, закопал картошку в землю, чтобы потом на следующий год посадить ее. Когда он ушел на фронт, то о картошке забыли. И уже после войны вспомнили и откопали, а там кисель из картошки. Мы брали эту жижу и делали из нее лепешки. Еще как-то дедушка нашел кукурузную муку и смешал ее с опилками, из нее варили кашу. Было очень холодно, не было ни дров, ни угля, ничего. Приносили с фермы отходы от животных. Этим и топили, но оно не грело. Только запах неприятный давало. Друг к другу просто прижимались, так и грелись.
– А какие отношения были между православными и светскими людьми?– Мы жили в колхозе. Люди были дружные, простые. И люди были все верующие. Они почти все ходили в храм. И даже руководители не очень мешали. Люди очень почитали воскресный день. Были богобоязненными. Всегда старались в воскресный день посетить храм. Некоторые люди даже старались не работать в этот день.
– А расскажите, пожалуйста, о старцах. С кем вам приходилось общаться?
– Я редко посещал таких людей. Да и возможности почти не было. Особенно я почитал жившего в Одесской области одного архимандрита, отца Пимена. По многим вопросам я всегда к нему обращался. А так мне редко доводилось покидать свой приход. Мы часто общались по телефону. Всегда к нему обращался за помощью. О. Пимен был очень знаком с о. Амфилохием Почаевским. Он окормлялся у него. У о. Пимена нелегкая была судьба. Он очень долго не мог получить приход. Из-за преследований от власти его сельчане прятали детей. Но потом все устроилось. Его сын стал насельником Троице-Сергиевой Лавры, сейчас он настоятель в деревне Деулино.
– А вы куда-то ездили в паломнические поездки?
– Ездили очень мало. Были в Почаеве, Пюхтицах. Все было закрыто, ездить особо некуда было.
– О. Анатолий, скажите, что для вас было самое важное в жизни?
– Я воздаю благодарение Богу, что Господь призвал меня на служение в храм. Благодарю Бога за своих наставников. Мне радостно, что я был с ними знаком. Я всегда молюсь об их упокоении.
С протоиереем Анатолием Зубрием
беседовал Сергей Платонов
